Как я боролся за урожай, и что из этого вышло
Читатели старшего поколения наверняка помнят, как в 1958 году в Китае была развернута кампания по уничтожению воробьев. Этих птах объявили виновными в уничтожении урожая зерновых культур. По подсчетам китайских ученых крылатые вредители съедали за год такое количество риса, что его хватило бы на более чем 30 млн человек. Компартия Китая объявила охоту на врагов и народ ответил — есть! В итоге за полгода было уничтожено почти 2 млрд. воробьев! Последствия этой акции были трагические. Из-за увеличения количества гусениц и саранчи через пару лет резко упал урожай. В результате голода погибли миллионы людей.
Но, к сожалению, ошибались не только китайские ученые, но и наши, родимые. Вдохновляемые партийными вождями, они тоже пытались игнорировать законы Матушки-природы. Слава Богу, не с такими ужасными последствиями. Вот одна история, в которой я, будучи еще юнцом, принимал участие.
Когда-то во всех советских школах во время летних каникул существовала трудовая повинность — все учащиеся отрабатывали по две недели или более на разнообразных производствах, общественных работах. Так как мы жили в деревне, то нас посылали либо на свекольное поле, где мы пололи сорняки, а потом собирали урожай, либо во время уборочных работ на зерновой элеватор ворошить деревянными лопатами зерно на току. Кто был постарше, те работали помощниками комбайнёра на комбайне.
Тем памятным летом все шло своим чередом. Мы трудились на отведенных нам участках. Но однажды нас отстранили от всех работ и приказали уничтожать по краям полей и по оврагам сусликов, хомяков, мышей и прочих грызунов. Советские учёные решили, что плохой урожай зерна на нашей Родине случился потому, что его ополовинили эти зверюшки. Поэтому в стране стало мало хлеба, мало молока и мяса. Нам объяснили, что если мы поможем уничтожить этих грызунов, мы поможем государству повысить благополучие народа, да ещё и деньги сможем заработать. За одного суслика, хомяка платили четыре копейки. За четырёх мышек тоже четыре копейки. Мы были горды от такого доверия старших.
Нас разбили на бригады. Выдали старые цинковые вёдра, серпы, пару сапожных ножей, по два бидона соляры, по мотку медной проволоки. Назначили старшего, выписали старого мерина да огромную телегу. Загрузили нас на эту телегу и отправили на берега ручьев, бегущих вдоль полей.
Обнаружив суслиную норку, мы просто заливали её водой и ждали, когда из норы выберутся суслики. Потом их убивали. Не скажу как. Потом отрезали хвостики для последующего подсчёта. Работали по разработанному взрослыми производственному плану и твёрдым инструкциям. Только мы чуть не натворили беды. Нам было приказано заливать мышиные норки не водой, а пол-литровой банкой соляры, потом поджигать горючее. Мол, все мыши сгорят или задохнутся в норе. Что мы и сделали. Когда же выбегающие из норы маленькие факела с писком рванули в сторону пшеничного поля….
Хорошо, что у нас были заранее наполнены водой все вёдра, и потому нам удалось предотвратить пожар на колхозной ниве. Но какой ценой. Горящие мыши подожгли зрелую пшеницу. Мы тушили полыхающий огонь лопатами, брезентом, что лежал в телеге. Сбивали пламя собственной одеждой. Заливали водой. Наконец, огонь победили.
Чумазые, обожженные. Волосы, брови опалили. Одежда прожжена до дыр. Ожоги на руках и теле покрылись волдырями. Только тогда, когда все закончилось, мы очень испугались. Сидели кружком на дымящейся земле и молча глядели друг на друга. Мерин Гнедок в страхе убежал в овраг и забрался вместе с телегой в ручей. Как только мы его не вытаскивали! Выпучив карие глаза, он упирался, лягался и не хотел двинуться с места. Потом просто лёг в ручей. И мокрогривая лошадиная голова торчала из воды змей – горынычем. Только через час Гнедка вывел из оврага мой дед. Он с колокольни увидел дым и приехал с пожарной бочкой к нам на выручку. Дед обмыл в ручье мою опалённую огнём шевелюру. Потом посмотрел на барашковые облака, сказал:
— Это Он нас предупреждает!
Перекрестился, соскрябал с моей щеки сажевую коросту, перегрузил бидоны с солярой в свою пожарную телегу. Строго сказал:
— С огнём боле не балуйте! Лейте сусля водой да силками ловите. Мерина не гоните. Езжайте шагом.
Глянул на ватагу обгоревшей, чумазой малышни, которая уже забыв о пожаре, плескалась в ручье и хохотала от своих ребячьих радостей:
— Право, суслики! Но-о-о, Матрёна!
Легонько шлёпнул по крупу лошадь. Телега заскрипела колёсами, и дед пошёл вместе c кобылкой в сторону деревни. Её глаза, как и Гнедка, тоже были испуганными. У деда повеселее. Оба смотрели в сторону ребят.
Отвлёкся я чего — то. Но ради деда можно!
Продолжу о нашей войне с сусликами. Мы победили. Побили их тысячи. Даже захватили пленных. Жалко было мокрых и беззащитных суслят. От жалости почти все участники боевых действий взяли себе на воспитание по паре маленьких грызунов. Они очень хорошо приручались, были ласковыми, любопытными зверьками. Чтоб не убегали из жилища весной, относили суслят к ветеринару, он с ними чего — то делал. И зверушки оставались жить в доме и не ложились на зиму в спячку. Один из моих сусликов пропал куда-то, другой, что остался, получил имя – Тютю. Тютю, потому что прятался в одну секунду, раз и нет его. Тютю.
Я опять отвлёкся, но это тоже неспроста. Расскажу о результате этой войны. На самом деле, зерна суслики ели не так уж и много. Потому как пшеницы и ржи в этот год было собрано чуть-чуть больше, чем собиралось в прошлые годы. Оказалось, что урожай больше терялся из дырявых кузовов старых грузовиков по дороге на элеватор. Зерна вдоль обочины дорог было насыпано столько, что мы собирали его совками в вёдра, потом просеивали сквозь крупное сито, отделяли от пыли и закладывали в собственные лари. Им кормили птицу, коров, свиней. Для себя мололи из зерна муку, пекли хлеб.
Суслики были уничтожены, кроме тех десятков одомашненных суслят. В результате этого зимой в деревнях появились жулики — лисы, енотовидные собаки, камышовые коты и волки. Они опустошили почти все курятники, порезали много баранов и деревенских собак. Деревня осталась без яиц и мяса.
— Во! – молвил, глядя на разорённый курятник, дед, — гутарил же я, не к добру всё это было!
И глядя в прореху в потолке курятника на небо, перекрестился и сказал:
— Прости нас, Господи, ибо не ведали, что творили!
Почему случилась такая беда? Потому что человек уничтожил сусликов и мышей. Грызунами питались многие местные хищники. Не найдя пищу в поле, голодные животные пришли за едой в деревню.
Здесь я ещё раз отвлекусь от этой грустной истории. Вернее, с другой стороны подведу к её финалу. А он, как в хороших фильмах, получился почти счастливым.
Весной злой председатель колхоза задавил на машине семью лис. При этом остался живым маленький рыжий лисёнок. У него были переломаны задние лапки. Дедушка его нашёл на обочине дороги и принёс домой. Мы принесли его ветеринару, и он помог нам прибинтовать к ногам деревянные шины. Лисёнок вылечился и остался у меня жить.
В это же время отец нашёл в камышах маленького котёнка и принёс его в дом. По всему было видно — его мать погибла. Он был обессилившим и очень худым. Я его выкормил козьим молоком из детской соски. Так у нас образовалась необычная компания — суслик, лис и камышовый кот. И я в придачу.
На всеобщее удивление звери очень сдружились. Весело играли в догонялки. Спали эти рыжие милые комочки в свалку на старом пальто у тёплой печки. Когда печь остывала, они перебирались на мою кровать. Тютю и Рыжик, так назвали кота, спали у меня в головах или на груди. Лис, он так и остался Лисом, свернувшись кольцом, накрывал хитрую мордочку пышным хвостом и укладывался спать в ногах.
Утром начиналась кутерьма. Первым просыпался Тютю, со свистом прыгал на спящего Лиса и буквально расчёсывал его своими быстрыми лапками, превращая в лохматое, огородное пугало, в рыжую мочалку. Спрыгивал на пол и начинал по всякому дразнить его. Лис принимал вызов и, чуть прихрамывая, бежал за сусликом. Тютю был хитрее Лиса. Он крутился юлой по полу, подпрыгивал козликом, заманивая лисёнка в сторону безногого комода, под днищем которого было небольшое отверстие. Суслик подбегал к комоду и вжик. исчезал в щели. Как говорится, тютю. Лис не успевал затормозить и со всего маху бился лбом о комод. Ложился на пол, удивлённо тёр лапами ушибленное место. Потом заглядывал в щель и остервенело пытался выцарапать из–под комода суслика.
Рядом с Лисом сидел уже проснувшийся Рыжик и намывал свою нагленькую рожицу. Всем своим насмешливым видом кот показывал Лису, что тот не хитрый, а глупый. Ведь каждое утро повторялось одно и тоже: Тютю провоцировал на погоню Лиса, Лис бежал вдогонку за сусликом, суслик нырял под в щель под ящиком, а догоняла стучался головой о комод.
Из-за угла комода появлялся Тютю. С извиняющимся свистом он медленно шел к Лису, во рту у хитрюги — куриная косточка. Суслик бросал косточку Лису под ноги. Сам же быстро скрывался под комодом. Потом выглянув из щели, клал мордочку на лапы. Чёрные бусинки глаз извиняюще смотрели на Лиса и вроде как спрашивали: «А хочешь я своей черепушкой о комод треснусь? Только прости! А?»
Лис шипел что-то в знак прощения, и тут обычно из кухни доносился ласковый голос моей мамы:
— Утревать пора, вахлаки!
Она гремела призывно посудой. Прыгая друг через друга, рыжая компания бежала на кухню, садилась в ряд около матери и мирно ждала, когда она наполнит плошки с едой.
Однажды мама простудилась. Эти зверюги не дождались призывного звона посуды. Они остались голодными. Кот лёг маме на простуженную грудь. Тютю устроился на её шее. Лис лёг прямо на ноги. Они лежали на теле матери, согревая её своим теплом. Лечили … и вылечили!
С тех пор я знал точно — все в природе гармонично взаимосвязано. Не даром русская пословица говорит: как аукнется. Ну ладно, китайские ученые этого не понимали. Они же китайцы. Но наши-то как?! В то время я часто задавал себе этот вопрос. Думал, ученые — значит умные, мудрые. Ошибался. Не про всех это.
По сей день, как вспоминаю ту битву за урожай, чувство вины накатывает: негоже человеку в дела Божьи встревать.
Источник
Битва за урожай
Двенадцатого ноября 1974 года в одной из тюремных больниц Казахской ССР умирал необычный заключенный. «Кризис наступил внезапно. Иван Никифорович приподнялся на своей жесткой металлической койке, едва слышно произнес: «Вот и все…» — глотнул судорожно воздух и упал на подушку. Врач констатировал сердечно-легочную недостаточность», — вспоминал подельник и соратник заключенного Владислав Филатов (опубликовано в газете «Сельская жизнь» в 1988 году). Имя героя мемуаров — Иван Худенко. В 1960-е годы он попытался внедрить в советском сельском хозяйстве капиталистические методы ведения дел, добился 20-кратного повышения производительности труда, но окончил свои дни за решеткой как расхититель социалистической собственности.
Впрочем, обо всем по порядку. Победив Германию, Советский Союз проигрывал битву за картошку и пшеницу. Засуха, неурожай и голод 1946–1947 годов сменились затяжной депрессией в сельском хозяйстве. Попытки партийных органов навести порядок «на селе» привели к исчезновению даже намека на хозяйственную самостоятельность колхозов. Директора хозяйств тратили все свое время на согласования планов сева, подъема паров, междурядной обработки, уборки, молотьбы и зяблевой пахоты. Колхозники меж тем закладывали фундамент сегодняшнего повального алкоголизма на селе. Ничего изменить в своей жизни они не могли, у крестьян с 1932 года даже не было паспортов, которые позволили бы им свободно перемещаться по стране.
Приход к власти Никиты Хрущева в 1953 году ненадолго изменил ситуацию. Все помнят кукурузу (ее высаживали даже в Якутии) и распашку целинных земель. Меньше запомнилось, что в первые пять лет при Хрущеве колхозам дали возможность работать по-человечески. Главное, партийным органам не рекомендовали вмешиваться в текущую деятельность хозяйств. Колхозу можно было дать план работы, а как его выполнить — дело директора и его крестьян. Хозяйствам простили все долги, накопившиеся еще с военных времен, и вдвое уменьшили сельхозналог; в 2–5 раз были повышены закупочные цены на продукцию, в том числе произведенную сверх нормативов. С трибуны партийного пленума Хрущев объявил, что материальная заинтересованность сельских работников в развитии производства есть один из «коренных принципов социалистического хозяйствования». К тому же колхозникам дали паспорта и впоследствии стали платить государственные пенсии. Как результат, объем валовой продукции сельского хозяйства за 1954–1958 годы вырос на 35,3%.
Иван Никифорович Худенко был характерным персонажем той эпохи — «шестидесятником» от сельского хозяйства. Крестьянский сын, он родился в 1918 году, в 1934 году окончил финансово-кредитный техникум и был направлен на работу помощником счетовода в совхоз. Прошел Финскую и Великую Отечественную войны, служа «по хозяйственной части». В 1957-м демобилизовался в чине капитана, осел в Алма-Ате, стал начальником отдела финансирования совхозов в министерстве сельского хозяйства Казахской ССР. Однако спокойно перекладывать бумажки не смог. Вдова Худенко Татьяна Гавриловна вспоминала: «Бывало, сидим, смотрим телевизор, вдруг кто-то выступает по хозяйственным вопросам. Иван Никифорович тут же за карандаш, все цифры запишет, пересчитает и потом свое мнение шлет: это, мол, верно, а это неправда, вранье! Он цифры любил, только чтоб честные. А если нечестные, так просто страдал. Он непорядка не терпел. Говорил: добро у нас под ногами валяется, а мы его топчем. Дай человеку свободу, говорил, так он горы своротит!»
В начале 1960-х беспокойному экономисту дали в управление многоотраслевой совхоз «Илийский» Алма-Атинской области. Здесь Худенко поставил эксперимент по внедрению «безнарядно-звеньевой системы организации и оплаты труда». А попросту говоря, Худенко перевел свой совхоз на полный хозрасчет, подкрепленный прямым материальным стимулированием работников. Оплачивались достигнутые результаты, а не затраченные усилия.
Вместо громоздкой системы из трех комплексных отделений и девяти полеводческих бригад с огромным числом работников и общей, то есть «ничьей», техникой, было создано 17 звеньев по 4–5 человек с закрепленной за ними техникой (комбайнами, тракторами и т. д.). Каждое звено имело строго очерченные функции и фонд затрат на их исполнение. На девяти токах прежде работало, в зависимости от количества зерна, до 500–600 человек. После реорганизации по системе Худенко было создано три механизированных тока, а их обслуживало всего 12 человек. Число управленцев в совхозе было сокращено со 132 до двух человек — остались управляющий (он же главный агроном) и экономист-бухгалтер зернового отделения.
Экономические результаты эксперимента были ошеломляющими. Работа по новой системе стартовала 1 марта 1963 года. За первый же сезон производство зерна в совхозе выросло в 2,9 раза, прибыль на одного работающего — в семь раз, а себестоимость центнера зерна упала с 5–7 рублей до 63 копеек. Производительность работника в механизированных звеньях за год увеличилась почти в 20 раз. Соответственно выросли доходы. Начальник звена получал 350 рублей в месяц, его механизаторы по 330 рублей. В других совхозах СССР и 100 рублей считались хорошим месячным доходом.
Центральная пресса разразилась хвалебными публикациями, казахские документалисты сняли о Худенко фильм «Человек на земле», а отцы республики в конце сельхозсезона закрыли эксперимент. Приехавшим защищать новатора московским экономистам сказали честно: Худенко «нарушает социальный мир». Дело в том, что численность занятых в «Илийском» работников по системе Ивана Худенко сократилась с 863 до 85 человек. Автор эксперимента предложил решение проблемы: построить в «Илийском» плодоовощной комбинат, который бы круглогодично снабжал казахскую столицу свежими и консервированными овощами и фруктами. Но на это нужны были дополнительные ассигнования… К тому же Худенко предлагал распространить его опыт на все сельское хозяйство страны. В таком случае трудоустраивать заново пришлось бы 33 млн из 40 млн занятых тогда в производстве крестьян. В конце 1964 года новый первый секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев посмотрел фильм «Человек на земле» и завершил дискуссию: «Это дело преждевременное».
Уже в последние хрущевские годы относительной самостоятельности крестьян пришел конец. Материальное стимулирование, прогрессивные методы работы — все это ерунда, просто надо лучше работать и следовать линии партии. Тем более удивительно, что Иван Худенко в 1969 году добился проведения нового эксперимента. Буквально на голом месте, в казахстанской полупустыне был создан небольшой совхоз «Акчи», официально именовавшийся «опытным хозяйством по производству витаминной травяной муки». Добавка такой муки, содержащей много белка и витаминов, в рацион коров поднимает удои на 30–40%. «Акчи» вновь был выстроен из звеньев (рабочих групп, как сейчас сказали бы) — механизаторских, строительного, управленческого. Все звенья работали на полном хозрасчете, и вопросы решались гласно и вполне демократично на совете хозяйства, которому подчинялся его директор. В управленческом звене было всего два человека — директор Михаил Ли и экономист-бухгалтер Иван Худенко.
Эксперимент проводился по постановлению Совмина Казахской ССР, а его условия были согласованы с союзными ведомствами — Комитетом по труду, ЦСУ СССР, Минфином и Госбанком СССР. Как это удалось Худенко — до сих пор загадка. Производительность труда в «Акчи» была в шесть раз выше средней по республике, зарплата выше в два-три раза. Необычно высоким было и качество самой продукции совхоза — травяной муки. Как вспоминал партнер Худенко Владислав Филатов: «Для высшего сорта содержание каротина в травяной муке устанавливалось в 180 единиц, а у нас было 280. Приборы зашкаливало, приемщики не верили своим глазам. А мы вычитали, что его содержание зависит от времени суток. И косили ночью, когда каротина максимум».
Привлеченные духом свободного и творческого труда, в «Акчи» перешли алма-атинский архитектор Владислав Филатов (уже упоминавшийся выше), строивший со своим звеном комфортабельные дома для совхозников, и директор соседнего хозяйства Владимир Хван. Об «Акчи» писала местная и центральная пресса, а статью из «Литературной газеты» перепечатал даже орган югославских коммунистов «Борба» под заголовком «Тайна экономического чуда в казахстанском совхозе».
В 1970 году эксперимент был закрыт, причем самым варварским способом. Вот как запомнил это Филатов: «Все было похоже на разбойное нападение. В середине дня наряд конной милиции окружил наш завод по производству травяной муки. Людей в буквальном смысле слова стаскивали с тракторов, отгоняли от работавших на заводе агрегатов. Со стороны могло показаться, что идет облава на крупных преступников». Совхоз закрыли в разгар сезона, не заплатив рабочим денег и не вернув сделанных ими капиталовложений.
Худенко и его команда три года боролись за свое дело, ходили по кабинетам и редакциям газет. «Поймали» новаторов на глупости. Устав бороться за идею, Худенко попытался вернуть хотя бы заработанные в совхозе деньги. Составив иск в суд, экономист скрепил документ печатью несуществовавшего уже «Акчи». Это и стало формальным поводом обвинить Худенко и его партнеров в попытке хищения госсобственности. Конец этой истории вы знаете.
Ошибка Худенко — не только в излишней самостоятельности. Никогда нельзя демонстрировать власть имущим, что ты успешнее их. Свидетели событий в «Акчи» указывают на «истинную» причину закрытия второго эксперимента Худенко. Друг Брежнева, министр сельского хозяйства казахской ССР Михаил Рогинец, посетив «Акчи» с недружественным визитом, увидел построенные звеном Филатова коттеджи с электроплитами и принялся орать: «Во дворцах жить захотели! Не по чину берете!» В ответ услышал, что в стране строится коммунизм, при котором все будут работать по способностям, а получать по потребностям, и резко возразил: «Но потребности будут разные. У меня — одни, а у вас — другие». Другой высокий чин из казахского минсельхоза добавил: «У вас тракторист получает 360 рэ, это больше, чем у завотделом в нашем министерстве! Где же здесь справедливость?»
Типичная для тех лет история. Можно вспомнить громкое дело председателя подмосковного колхоза имени Кирова (деревня Черная Балашихинского района) Ивана Снимщикова. В 1952 году он был избран шестнадцатым за пять лет председателем развалившегося хозяйства в восемьдесят работников, занимавшего последнее место в области по всем показателям. За следующие семнадцать лет Снимщиков сумел вывести колхоз в передовики. Его колхозники брались за любое дело, которое могло принести деньги. Расплетали старые канаты, валявшиеся на земле в портах Риги, Архангельска и Владивостока, и делали из них каболку для нужд строителей и электриков, шили матрасы, делали соки и джемы из загубленных овощебазами фруктов и овощей, штамповали пластмассовую тару для парфюмерных фабрик. Все это продавали по «договорным ценам», что давало средства на развитие основного бизнеса (животноводство и растениеводство), строительство и благоустройство. В колхоз вернулись люди, к 1969 году у Снимщикова работало полторы тысячи человек, а общий объем реализованной продукции составлял 12 млн рублей.
И все бы хорошо, но люди Снимщикова жили вызывающе хорошо — председатель платил своим двойную зарплату и катал доярок по Черному морю на теплоходах. В итоге Снимщикова обвинили в «нэпманстве», частнособственнических настроениях и отдали под суд. Колхоз забурлил, трактористы кричали: «Сейчас заведем трактора и поедем на Красную площадь с демонстрацией». Иван Снимщиков получил шесть лет с конфискацией имущества (на 900 рублей, по описи суда), был амнистирован через пять, ослеп и умер в крошечной «хрущобной» квартирке.
Трагической была и судьба упрятанного в тюрьму украинца Виктора Белоконя, одноногого героя войны, чей колхоз «Сербы» расцвел на поставках яблок и груш из-под Одессы в Забайкалье. В ряду репрессированных за хорошую работу — владимирский председатель Аким Горшков, кубанский комбайнер Владимир Первицкий и многие другие. Между тем при Брежневе сельское хозяйство погрузилось в депрессию. С 1963 года СССР закупал продовольствие за рубежом. Государственные капиталовложения в сельское хозяйство в 1966–1980 годах оценивались в 383 млрд рублей — при почти нулевой отдаче. Любой человек старше 25 лет помнит, что пару килограммов мяса в одни руки можно было получить, только отстояв три часа в очереди. Чем закончилась эта история, вы уже знаете.
И, кстати, маленькая деталь акчинской истории: после разгрома худенковского хозяйства в освободившиеся дома выселенных совхозников въехало райкомовское начальство. F
Источник