Тайны сонетов Шекспира
Красота, романтика, драматизм «Ромео и Джульетты», «Отелло»,
«Гамлета», «Короля Лир» будили моё поэтическое воображение с детства. С восторгом смотрели всем классом в Тульском драматическом театре «Леди Макбет» и «Сон в летнюю ночь».
А сонеты…
Именно о них, моих самых любимых, хотелось бы поговорить.
Не помню, когда впервые в мои руки попал сборник сонетов Шекспира. Я не мог не влюбиться в них. Так воспеть свою любимую, таинственную и прекрасную даму сердца! Я млел, я таял, я был в восторге!
Потом был факультет иностранных языков и лекции волшебника слова Рафаила Соломоновича Шнейдермана, который посвятил нас во все тайны поэзии и прозы английской, американской и австралийской литературы.
И тут случилось непоправимое: я узнал, кому адресованы «Сонеты». И это была вовсе не изящная красавица средневековья, а …обыкновенный мужик, хотя и благородных кровей! По мнению многих шекспироведов, в 126 сонетах, поэт воспел физические и прочие достоинства Уильяма Герберта, графа Пембрука.
Честное слово, ничего предосудительного не хочу сказать о Шекспире. Мы – то судим со своей колокольни. Может в те времена, когда мужчины щедро украшали кружевами и бантиками свои камзолы, принято было восхвалять и мужскую красоту на правах рекламы. Не бесплатно, конечно. Но Шекспиру нужны были деньги и большие деньги для строительства и покупки своих театров. Для содержания труппы, в конце — концов, для поддержки собственной семьи, которая осталась в городе детства поэта, Страдфорде на Эйвоне.
Шекспир, судя по всему, предпочтение отдавал всё – таки женскому полу.
Недаром женился уже в 18 лет на Энн Хатауэй и, в скором времени, получил от неё троих наследников. Собственно, ради своей семьи и отправился на заработки в столицу, как делают сейчас многие настоящие мужчины. Правда, свою жену из Страдфорда он вряд ли любил. По крайней мере, не посвятил ей ни единого стихотворения, в то время как Эмилию Лэньер, даму лёгкого поведения, осчастливил аж 25 сонетами /127-152/
Хотя, в качестве претендентов на роль главных героев сонетов иногда выдвигаются и другие персонажи из окружения Шекспира. Но эти двое чаще других.
При всей любви к поэту, любовь моя к его сонетам сильно пошатнулась.
Одно дело воспевать красоту женщины, а другое умиляться достоинствами мужика:
Сравню ли с летним днем твои черты?
Но ты милей, умеренней и краше.
Ломает буря майские цветы,
И так недолговечно лето наше!
То нам слепит глаза небесный глаз,
То светлый лик скрывает непогода.
Ласкает, нежит и терзает нас
Своей случайной прихотью природа.
А у тебя не убывает день,
Не увядает солнечное лето.
И смертная тебя не скроет тень —
Ты будешь вечно жить в строках поэта.
Среди живых ты будешь до тех пор,
Доколе дышит грудь и видит взор.
Совсем разные чувства вызывает это стихотворение, если оно написано не женщине, а мужчине. Что обо мне подумает мой друг Игорь Карин, страстный защитник сонетов Шекспира, если я напишу в честь него произведение с подобными фразами:
« Мои глаза и сердце — издавна в борьбе:
Они тебя не могут поделить»
Или « Твоя ль вина, что милый образ твой
Не позволяет мне сомкнуть ресницы» ?
По – видимому, Шекспир сам стеснялся своих сонетов. Впервые они были напечатаны в 1609 году за 7 лет до смерти автора, как утверждают шекспироведы, без согласия Шекспира.
Но это было одно из немногочисленных изданий сонетов 17 — 18 веков. Ещё в 1793 году известный английский книгоиздатель Джордж Стивене пишет, что даже указ парламента не заставит его издавать сонеты Шекспира, поскольку они не отвечают вкусам читателей. И, возможно, это было правдой, поскольку читатель тех времён привык к стихам, написанным в стиле классицизма. Что такое классицизм? Почитайте стихи Михаила Ломоносова, и всё станет ясно:
Когда бы смертным столь высоко
Возможно было возлететь,
Чтоб к Cолнцу бренно наше око
Могло, приближившись, воззреть,
Тогда б со всех открылся стран
Горящий вечно Океан.
Там огненны валы стремятся
И не находят берегов,
Там вихри пламенны крутятся,
Борющись множество веков;
Там камни, как вода, кипят,
Горящи там дожди шумят.
Сия ужасная громада —
Как искра пред тобой одна.
О cколь пресветлая лампада
Тобою, Боже, возжжена.
Сейчас мало кто получает удовольствие от них. А когда –то все ими восхищались.
Сонеты Шекспира более человечны, более приземлёны . Они обращены к людям, а не к богам.
Но уже в 19 веке отношение к лирике Шекспира меняется. Читатель всё больше увлекается романтическим направлением в поэзии. Сонеты Шекспира начинают печатать наряду с его драмами, переводить на другие языки, в том числе на русский, усиленно изучать, расхваливать.
В 19 – 20 веках сонеты Шекспира в России переводили и продолжают переводить многие. Среди них: Н.Гербель, В. Лихачёв, Ф. Червинский и другие. Даже наша вездесущая Нонночка Рыбалко перевела все 154. Все переводы были близки к оригиналу, но в них не хватило чего – то, чтобы завоевать всеобщую любовь российского читателя.
Сейчас, когда мы восхищаемся безупречностью стиля сонетов Шекспира, мы, практически, читаем не его, а Самуила Яковлевича Маршака.
Сравните: 1-ый сонет Шекспира.
From fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty’s rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed’st thy light’s flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world’s fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content,
And, tender churl, mak’st waste in niggarding:
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world’s due, by the grave and thee.
От прекраснейших созданий мы желаем прироста,
Чтобы таким образом прелести розы никогда не умирали,
Но, когда более зрелая роза со временем скончается,
Ее нежный наследник мог бы нести свою память о ней.
Но ты, заключивший контракт с собственными яркими глазами,
Питаешь пламя своего светильника топливом своей сущности,
Создавая голод там, где изобилие лежит.
Ты сам, таким образом, враг, себе милому, слишком жестокий.
Хотя это искусство является сейчас свежим украшением мира
И единственным глашатаем прекрасной весны
В собственном бутоне хоронишь свое содержание
И, нежный скряга, растрачиваешь себя в скупости.
Пожалей мир, а не то станешь обжорой,
И вместе с могилой поглотишь то, что должен получить мир.
А вот, стихотворное изложения 1-го сонета Шекспира Маршаком:
Мы урожая ждем от лучших лоз,
Чтоб красота жила, не увядая.
Пусть вянут лепестки созревших роз,
Хранит их память роза молодая.
А ты, в свою влюбленный красоту,
Все лучшие ей отдавая соки,
Обилье превращаешь в нищету, —
Свой злейший враг, бездушный и жестокий.
Ты — украшенье нынешнего дня,
Недолговременной весны глашатай, —
Грядущее в зачатке хороня,
Соединяешь скаредность с растратой.
Жалея мир, земле не предавай
Грядущих лет прекрасный урожай!
За «Сонеты Шекспира» Самуил Яковлевич Маршак получил в 1948 году Сталинскую премию.
О Сонетах, в исполнении Маршака, было написано много хвалебных речей.
Лишь после смерти «отца всех народов» появилась критика в адрес лауреата премии его имени.
Писали, что в переводах Маршака «отсутствует стиль Шекспира», «отсутствует стих Шекспира»…
Необходимо понять, что дословный перевод поэзии
с одного языка на другой просто не возможен.
У каждого языка есть свои законы. И, если подчинить стихотворение, переводимое с английского на русский, законам английской лингвистики, оно не зазвучит на русском языке. Кроме того у переводчика есть собственное восприятие произведения.
Писали, что Маршак многое приукрасил, разбавил, подретушировал или просто пропустил.
Что подретушировал и пропустил? Он замаскировал явную голубизну Сонетов. Стихи стали звучать, как гимн любви к женщине, а не к мужчине, что в нашей стране с глубокими православными корнями имеет огромнейшее значение.
А что если отбросить любовные излияния Шекспира, которые, как нам кажется, не в ту сторону направлены?
Остаётся ещё очень и очень многое: глубокая философия, несравненная поэтичность и лирика, безупречная техника. Всё то, что многие века ещё будет наполнять душу читателя светлою грустью и возвышенностью мироощущений.
Источник
анализ переводов 1, 6 го сонетов Шекспира
Я считаю, что художественный перевод – творческая, исследовательская работа, сродни научной, в которой главное истина, а не хвалы авторитетам. В жизни для меня кумирами были Власов и Брумель, поэтому я не боюсь поднимать планку выше рекорда, знаю, что совершенству нет предела, любой чемпион со временем становится экс. На этом держится прогресс. Кроме того, я уже почти пять лет живу мыслями и чувствами Шекспира, как говорится, вошёл в роль. Чтобы не отнимать ваше время, проведу краткий анализ переводов первого и шестого сонетов:
From fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty’s rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed’st thy light’s flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world’s fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content,
And, tender churl, mak’st waste in niggarding:
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world’s due, by the grave and thee.
От прекраснейших созданий мы желаем потомства,
чтобы таким образом роза красоты никогда не умирала,
но, когда более зрелая роза* со временем скончается,
ее нежный наследник нес память о ней.
Но ты, обрученный с собственными ясными глазами,
питаешь свое яркое пламя топливом своей сущности,
создавая голод там, где находится изобилие,
сам себе враг, слишком жестокий к своей милой персоне.
Ты, являющийся теперь свежим украшением мира
и единственным глашатаем красочной весны,
в собственном бутоне хоронишь свое содержание
и, нежный скряга, расточаешь себя в скупости.
Пожалей мир, а не то стань обжорой,
съев причитающееся миру на пару с могилой.
Сегодня миллионы, хорошо знающих английский язык, способны сделать хороший подстрочник. Художественный перевод единицы. Хороший перевод в пол — века один. Французский поэт и теоретик литературы Никола Буало писал: « Сонет без промахов поэмы стоит длинной». Перевести сонет труднее, чем написать оригинальный. На себе проверил. Нужна особая интуиция, чтобы исследовав сонет найти ключевое слово, которое при переводе выбрасывать нельзя.
Стержнем первого четверостишия первого сонета является собирательный образ — роза красоты. Маршак не понял этого, в результате в первом четверостишие появились два, законченных точками, не связанных между собой двустишия.
Мы урожая ждем от лучших лоз,
Чтоб красота жила, не увядая.
Пусть вянут лепестки созревших роз,
Хранит их память роза молодая.
Не понятно, как урожай от лоз поможет не увядать красоте. Лоза никогда не была символом красоты. Маршак говорит о флоре. Шекспир о потомстве от красивейших созданий природы т.е. и у флоры, и у фауны. Эти потомки и есть роза красоты, которая передаётся из рода в род, через прекраснейшие создания. В этом смысл первого четверостишия у Шекспира. Он передан одной развёрнутой метафорой. Маршак разделил на две, про урожай и розу не связав их розой красоты. В результате он вынужден был писать в замке:
Жалея мир, земле не предавай
Грядущих лет прекрасный урожай!
Как можно предать земле урожай грядущих лет? Его нужно сначала вырастить. Не понятно и то, как он связан с красотой. В отношении к урожаю эпитет прекрасный означает обильный, но никак не красивый. Слово, его оттенки переводчик должен чувствовать. Получился пример того, как нельзя переводить. Почему этого не заметил Чуковский и другие критики я понять не могу. Видимо, ослепили имя и заслуги, дружба.
Мой перевод:
От перла красоты потомство ждём —
Так роза красоты не умирает,
О зрелой, с увядающим цветком,
Её наследник память сохраняет:
Но, обручённый взглядом сам с собой,
Ты пламя юной прелестью питаешь,
Обильно награждённый красотой
Себя, как враг, безбрачием караешь.
Ты — украшенье мира, эталон,
Красот весны единственный глашатай,
Свой милый облик, хороня в бутон,
Как скряга, расточаешь скудной платой.
Жалея мир, не забирай с собой
В могилу миру облик дорогой.
Это фундаментальный сонет. Его мысль поэт с поразительной изобретательностью варьирует в первых семнадцати сонетах, уговаривая друга оставить после себя потомство. Из сонета в сонет говорит об увядании красоты. Как Маршак мог написать:
«Чтоб красота жила, не увядая» ума не приложу. Этим он вырвал первый сонет из контекста следующих за ним сонетов, спасающих увядающую красоту от смерти. У Шекспира, увянув, она продолжала жить в наследниках и стихах. Такие тонкости и делают настоящий перевод столь трудным делом.
Лихачёв заменил пятистопный ямб шестистопным, ему удалось почти правильно перевести первое двустишие:
От избранных существ потомство мы желаем,
Чтоб роза красоты цвела из рода в род,
Избранные не синоним прекраснейшим, это скорее лучшие, поэтому связь с розой красоты просматривается плохо. Но дальше, ещё хуже:
Чтоб старому, когда к земле он пригнетаем,
На смену возникал такой же юный всход.
Смущает: такой же всход, т.е. пригнетаемый, горбатый? Напиши он: На смену приходил прекрасный, юный всход – вопросов бы не было. Правильно говорят: со стороны видней. Вы в моих переводах, может быть, увидите то, чего не вижу я. То, что перевод дело не простое, надеюсь, убедил.
Then let not winter’s ragged hand deface
In thee thy summer ere thou be distilled:
Make sweet some vial; treasure thou some place
With beauty’s treasure ere it be self-killed:
That use is not forbidden usury
Which happies those that pay the willing loan;
That’s for thyself to breed another thee,
Or ten times happier be it ten for one;
Ten times thyself were happier than thou art,
If ten of thine ten times refigured thee:
Then what could death do if thou shouldst depart,
Leaving thee living in posterity?
Be not self-willed, for thou art much too fair
To be death’s conquest and make worms thine heir.
Так не позволь грубой руке зимы обезобразить
в тебе твое лето до того, как выделена твоя эссенция;
наполни сладостью какой-нибудь сосуд, обогати какое-то вместилище
[место]
сокровищем твоей красоты до того, как она самоуничтожится.
Такое использование [помещение в рост] не является запрещенным
ростовщичеством,
оно делает счастливыми тех, кто оплачивает добровольную ссуду;
ты вправе породить другого себя
или стать в десять раз счастливее, если «процент» будет десять к
одному.
Десятикратно умноженный, ты был бы счастливее, чем теперь,
если бы десять твоих детей десять раз воспроизвели твой облик;
тогда что могла бы поделать смерть, если бы ты покинул этот мир,
оставив себя жить в потомстве?
Не будь своенравным, ведь ты слишком прекрасен,
Чтобы стать добычей смерти и сделать червей своими наследниками.
Курсивом я выделял в подстрочнике ключевые слова, необходимые для правильного понимания мысли автора.
Не позволяй зиме испортить лето,
Убив в тебе с эссенцией цветок;
Свой облик передай, как эстафету,
Разлив по чашам жизнь дарящий сок.
Такой кредит не убивает душу,
И плоть не обрекает на тюрьму,
Своим потомством, заселяя сушу,
Плати процент — хоть десять к одному.
Кто десять сыновей – себе по внуку
Уговорит при жизни подарить,
Тот счастлив будет, смерть опустит руки,
Увидев, что весь род не истребить.
Смири свой нрав, твой облик слишком мил,
Чтоб ты его в земле червям скормил.
Смотри же, чтобы жесткая рука
Седой зимы в саду не побывала, в чьём саду?
Пока не соберешь цветов, пока
Весну не перельешь в хрусталь фиала. Какой фиал? Как перелить?
Как человек, что драгоценный вклад
С лихвой обильной получил обратно,
Себя себе вернуть ты будешь рад как это себя – себе да ещё с прибылью?
С законной прибылью десятикратной.
Ты будешь жить на свете десять раз, не ты, а твой облик, красота!
Десятикратно в детях повторенный,
И вправе будешь в свой последний час
Торжествовать над смертью покоренной. Умирая торжествовать?
Ты слишком щедро одарен судьбой,
Чтоб совершенство умерло с тобой.
У Шекспира речь не о совершенстве, а о красивой внешности. Маршак изменил интонацию. Шекспир не утверждает, а просит: Не будь своенравным.
Первое четверостишие у Маршака его выдумка. Жестокая рука в саду – повод для пародии. Вторая строфа переведена не лучше. Замок неудачен.
Я не хочу в юбилейный год бросить тень на Маршака. Он прекрасный поэт, великолепный переводчик, но, как все мы, от ошибок не застрахован. Безгрешен только Бог.
Наверное, и в моём переводе есть казусы, просто я их не вижу. Я буду благодарен критикам, если они укажут мне на них. Непредвзятый научный спор – двигатель прогресса. Думаю, вы согласитесь, что мой перевод – шаг вперёд по сравнению с предыдущими.
Источник