Пенициллин: история открытия и применение в военные годы
За всю историю человечества не было другого лекарства, которое спасло бы столько жизней. В самом начале войны многие солдаты умирали не от ран, а от заражения крови. Пенициллин исцелил тысячи бойцов, которых считали безнадежными. История его открытия похожа на детектив, развязка которого подарила человечеству первый антибиотик, продливший продолжительность жизни примерно на 30 лет.
В 1928 году британский микробиолог Александр Флеминг обнаружил плесень, которая подавляла рост культуры стафилококков. Эта плесень относилась к редкому виду грибов рода Penicillium — P. Notatum.
Долгие годы специалисты пытались создать удобный для практического использования препарат на основе грибка, но безуспешно. Активное вещество лабораторной плесени не только с трудом поддавалось очистке, но и оказывалось нестабильным. Лишь в 1940 году в журнале The Lancet появилась первая статья об эффективном антибиотике — пенициллине. В условиях войны у Англии не было возможности разрабатывать технологию промышленного производства, и специалисты поняли: надо отправляться в США. Так в 1941 году фронт исследовательской работы переместился в Америку.
Западный фронт
Сама поездка оказалась нервной: было жарко, а плесневые грибы не выдерживают высокой температуры — их могли не довезти. В США перед учеными встала другая проблема: возможность промышленного производства пенициллина. Научные специалисты общались со многими учеными и фабрикантами, и в итоге в 1941 году обосновались в лаборатории города Пеории штата Иллинойс. Американские исследователи предложили новую питательную среду для выращивания плесневых грибов — кукурузный экстракт, которого в этом регионе США было много. Он оказался более чем пригодным для исследовательских целей.
Была еще одна задача — найти наиболее «продуктивный» штамм грибка. В лабораторию присылали образцы плесени со всего мира, но нужной среди них не было. Искали и на месте: наняли женщину, которая покупала заплесневелые продукты, — ее прозвали «плесневой Мэри».
В один прекрасный летний день 1943 года Мэри принесла в лабораторию полусгнившую дыню, а на ней — золотистую плесень Penicillium Chrysogenum, которая и оказалась именно той, что нужна была ученым. Из плесени получилось выделить самый эффективный штамм, и при этом его производство оказалось очень выгодным: стоимость лечения одного случая сепсиса снизилась с 200 до 6,5 доллара. Сегодняшний пенициллин — это потомок той самой плесени.
Наконец, председатель научно-исследовательского медицинского совета США Альфред Ричардс взял под крыло организацию производства — финансирование поступило через президента США Рузвельта. Первый завод построили меньше чем за год, и в течение первого года его работы производство пенициллина выросло в 100 раз.
В армии союзников антибиотики начали использовать в июле 1943 года во время высадки на Сицилии — случаи смерти от гангрены прекратились. По некоторым данным, с высадкой в Нормандии в июне 1944 года медлили не только по политическим соображениям, но и из-за опасений, что пенициллина не хватит.
Восточный фронт
Советские специалисты — Зинаида Виссарионовна Ермольева, директор Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВНИЭМ) и ее помощница Тамара Иосифовна Балезина — при лечении ранений боролись с тем, что многие пациенты умирали не от ран, а от заражения крови бактериальными инфекциями. Ермольева, конечно, знала, что в 1929 году Флеминг сформулировал идею получения пенициллина, но выделить его в чистом виде так и не смог. По одной из версий — недоказанной — сведения о препарате от сепсиса Ермольевой передали советские разведчики. Известно, что Зинаида Виссарионовна в начале войны обратилась через Наркомздрав к англичанам с просьбой предоставить образец для экспериментов, однако ответа пришлось ждать слишком долго. Научные специалисты начали искать собственный штамм.
«Устав от напрасного ожидания, весной 1942 года я с помощью друзей стала собирать плесени из самых различных источников, — писала Балезина в своих воспоминаниях. — Те, кто знал о сотнях неудачных попыток Флори найти свой продуцент пенициллина, относились к моим опытам иронически». Пятнадцатый грибок, выросший на поверхности пиофага, угнетал рост некоторых организмов. Его активность была в 4–6 раз ниже, чем у грибка Флеминга, но случай доказал, что получить пенициллин возможно.
К тому времени, когда пришел ответ от англичан — они советовали обратиться к США, так как опыты по пенициллину прекратились, — антибиотик, по воспоминаниям Балезиной, уже «оказал магическую помощь» советским пациентам. Первые клинические испытания прошли в московском госпитале № 5004 на 25 безнадежных септических раненых. Глава госпиталя профессор Руфанов считал это экспериментом на людях. «Невозможно описать нашу радость и счастье, когда мы поняли, что все наши раненые постепенно выходят из септического состояния и начинают поправляться. В конце концов все 25 были спасены!» — вспоминала Балезина.
Тем не менее возможности производства не соответствовали масштабам научных открытий, тем более развитие медицинской промышленности подкосила война. За исключением того, антибиотик был не в чести у Сталина. В 1943 году своего пенициллина еще не было, СССР получал препарат по ленд-лизу от США, и Сталин боялся, что лекарство окажется зараженным. Для того чтобы применять его в лечении, очень если речь шла о генералитете, требовалось личное разрешение вождя. Так, Никита Хрущев в мемуарах описывает гибель генерала Николая Ватутина: Сталин запретил лечить его пенициллином, и тот умер от гангрены.
И тем не менее промышленное производство пенициллина началось в 1943-м, а спустя год им уже лечили на фронте. По некоторым данным, в конце войны в СССР антибиотика производили в 1000 раз меньше, чем в США, и все же лекарство спасло тысячи солдат, которых считали безнадежными.
Жизнь после
В марте 1945 года препарат появился в американских аптеках. Как только пенициллин стал известен повсеместно, он превратился в панацею: стали появляться мази, капли, лосьоны, притирки и присыпки, которые обещали помочь быстро и от всего. Флеминг реагировал на такое развитие событий в традиционном английском стиле: однажды он сказал, что не удивится, если завтра появится губная помада с пенициллином. В ответ один из его коллег предложил рекламный текст: «Целуйте кого хотите, где хотите, как хотите — и вы избежите неприятных последствий, кроме брака, если будете пользоваться нашей пенициллиновой губной помадой».
В 1945 году Флеминг получил за создание пенициллина Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Он публично заявил, что патентовать лекарство не будет, так как оно создано для спасения всего человечества.
В 1947 году советская делегация отправилась в США — за технологией. Члены делегации вернулись год спустя и привезли с собой регламент (правила) эффективного производства. В эти годы оба пенициллина — и отечественный, и зарубежный — стали жертвами политических споров: одни утверждали, что отечественный — лучше, другие пытались доказать, что между импортным пенициллином и нашим различий нет. Несмотря на противоречия, технологию все же купили, и вот тогда пенициллин «для всех» начали производить и в СССР.
За всю историю человечества не было другого лекарства, которое спасло бы столько жизней. «Для победы во Второй мировой войне пенициллин сделал больше, чем 25 дивизий», — именно подобные слова прозвучали при вручении Флемингу Нобелевской премии по биологии и медицине. Внедрение препарата, а за ним целой армии новых антибиотиков продлило среднюю продолжительность жизни человека примерно на 30 лет.
Источник
Приключения пенициллина в Америке
Марина Ефимова: Недавно в газете «Нью-Йорк Таймс» появилась заметка о том, что в Коннектикуте умерла в возрасте 90 лет некая Энн Миллер. Женщина, которая в 1942 году стала первым человеком, спасенным пенициллином.
Диктор: В марте 1942 года Энн Миллер, тогда 43-летняя медсестра, умирала от сепсиса, вызванного стрептококковой инфекцией. Больной не помогли ни сульфидные препараты, ни переливание крови, ни операция. И тогда ее врач поехал в Нью-Джерси, в лабораторию, где, как он знал по слухам, готовят новое экспериментальное лекарство пенициллин, и вымолил несколько ампул. История болезни Энн Миллер, которая сейчас находится в Смитсониевском музее в Вашингтоне, показывает, что через 4 часа после первого же внутривенного вливания пенициллина, температура больной упала почти до нормы, а после второго вливания, женщина, которая месяц находилась на грани смерти, уже ела, говорила, сидела, словом, поправлялась.
Марина Ефимова: В газете, вместе с заметкой, помещена фотография 1945 года, на которой Энн Миллер снята с человеком, открывшим целебные свойства пенициллина — английским микробиологом сэром Александром Флемингом. Этим именем Флеминг обычно и ограничивается знакомство публики с создателями пенициллина. Однако вот что рассказывает профессор Колумбийского университета, историк медицины, Дэвид Ротман.
Дэвид Ротман: Как известно, когда Флеминг открыл пенициллин в 1928-29 годах, ничего не произошло. 10 лет это открытие оставалось просто неким лабораторным феноменом, известным узкому кругу специалистов до тех пор, пока доктор Флори не обнаружил, что плесень, открытая Флемингом, может стать устойчивым антибиотиком. Вот это было настоящее начало истории.
Марина Ефимова: В конце 30-х годов судьба свела в лаборатории микробиологии Оксфордского университета австралийца Хауарда Флори и русского еврея Эрнста Бориса Чейна. Оба были химиками и оба занимались химическими средствами борьбы с болезнетворными микробами. Их маленькая группа, получившая в истории медицины название оксфордской команды, включила в свои исследования, помимо двух других химических соединений еще и пенициллум нататум, о котором они вычитали в работах профессора Флеминга, изданных 6 лет назад. В 1939 году группе удалось создать устойчивый, хотя и очень грубо очищенный пенициллин — пенициллин сырец. А 13 августа 1940 года немцы начали бомбить Лондон. Флори, Чейн и их коллега Норман Хитли пропитали пенициллином свою одежду, на тот случай, если лаборатория будет разрушена или, если им придется уничтожить запас пенициллина в случае оккупации Лондона. Дело в том, что восстановить культуру пенициллина можно даже по одной споре. Чейн говорил: «Если меня убьют, первым делом хватайте пиджак».
Дэвид Ротман: Проблема Англии была в том, что ей было не до производства пенициллина. У них не было ни возможности, ни денег даже сделать нужный раствор — то есть, довести лекарство до готовности.
Марина Ефимова: Положение было отчаянным. Во время войны, когда главную угрозу жизни раненых представляют гнойные стрептококковые инфекции, пенициллин мог спасти тысячи жизней. И летом 1941 года Флори решил, что нужно обратиться за помощью к Америке. Рассказывает историк медицины из государственного управления по лекарственным препаратам Джон Сван.
Джон Сван: История началась с поездки Хауарда Флори и его коллеги Нормана Хитли в США в 1941 году. Первым контактом Флори и Хитли в Америке был Чарльз Том, который в свое время помог Флемингу определить и откорректировать тип плесени, в которой он обнаружил пенициллин.
Марина Ефимова: Хотелось бы добавить несколько слов о контактах доктора Флори, поскольку именно эта часть его короткого пребывания в США кажется мне действительно уникальной. Цитирую из дневника доктора Джона Фултона, друга Флори и тогда в 1941 году профессора Йельского университета в Нью Хэвене.
Диктор: Нью Хэвен, 2 июля 1941 года. Жара 32 градуса. В 10 часов вечера раздался звонок. Звонил Хауард Флори из Нью-Йорка. Я просто остолбенел. Потом закричал: «Как вам удалось долететь?». Он сказал: «Бог пронес. Через Лиссабон». 3-го они уже были у нас, и Флори рассказал о пенициллине. 4 июля Люси устроила прием человек на 100. Там я познакомил Флори и Хитли с кем мог, в том числе с Россом Харрисоном — с главой национального комитета по медицинским исследованиям. Росс тут же позвонил в Вашингтон Чарльзу Тому, и на следующий день я посадил наших англичан в самолет.
Марина Ефимова: Историю этой пенициллиновой эстафеты продолжает американский микробиолог Глэдис Хобби в книге «Борьба за пенициллин».
Диктор: 8 июля Чарльз Том представил Флори и Хитли Перси Уэллсу — главе отдела Министерства сельского хозяйства, занимавшегося применением химии. Уэллс выслушал Флори и тут же дал телеграмму заведующему северной региональной лабораторией в Пиории, штат Иллинойс, доктору Орвелу Мею. 10 июля пришел ответ, приглашающий Флори и Хитли приехать в лабораторию. 14 англичане прибыли в Пиорию. Собрание сотрудников было устроено в тот же день, и 15 июля 1941 года, через 13 дней после приезда Флори, отдел ферментации под руководством профессора Роберта Коухила начал разработку технологического процесса создания пенициллина.
Марина Ефимова: Рассказывает историк Джон Сван.
Джон Сван: Человек, сыгравший самую значительную роль в организации и координации создания пенициллина в США, был Альфред Ньютон Ричардс из Пеннсильванского университета. Незадолго до приезда Флори он стал главой Комиссии медицинских исследований и обладал огромной властью решать, какое лекарство является необходимым для фронта, а какое нет.
Марина Ефимова: Альфред Ричардс убедил в необходимости создания пенициллина правительство США. Поэтому с деньгами особых проблем не было. Но проблемы были чисто технические. Об одной из них читаем в биографии Александра Флеминга, написанной французским писателем Андре Моруа.
Диктор: Начать с того, что весь до сих пор существовавший запас пенициллина был получен из той самой плесени — пенициллиум нататум — которая в 28 году залетела в окно к Александру Флемингу, осела на приготовленном им стрептококковом бульоне и внезапно очистила его, убив все микробы. Однако для массового производства пенициллина нужно было найти нечто новое. Тип плесени, который можно было бы легко выращивать в огромных количествах. Но что бы ни пробовали ученые в Пиории, ничего не давало нужных результатов. В конце концов, они наняли женщину по имени Мэри, которая приносила им с базара разные виды заплесневевших овощей и фруктов. В городке ее тут же прозвали «заплесневелая Мэри». Однажды, осенью 41-го она принесла им маленькую оранжевую дыню. На ней была плесень пенициллиум хризогенум. Ее споры росли, как бешеные.
Марина Ефимова: Были и другие проблемы. Например, выбор раствора, на котором можно было выращивать пенициллин. Тут помог химик-технолог Эндрю Моер, который с успехом использовал кукурузный экстракт. И тот же Моер решил вторую важнейшую проблему. Не поверхностного выращивания пенициллина, как это делалось раньше, и страшно замедляло процесс изготовления, а на всю глубину раствора. Другие сложности — организационные — описывает доктор Сван.
Джон Сван: Поначалу все происходило не так уж и быстро, потому что многие фармацевтические компании и частные лаборатории не хотели делиться своей информацией. Но Ричардс хорошо знал индустрию. Он сам долго работал на фармацевтическую фирму. Поэтому он собрал глав нескольких компаний и уговорил их передать их информацию в комиссию, дав им честное слово, что комиссия отберет и использует только то, что нужно для создания пенициллина.
Марина Ефимова: Доктор Сван, насколько я понимаю, для фармацевтических фирм, изготовление пенициллина тоже было делом новым и рискованным.
Джон Сван: Какой-то риск был. Но имейте в виду, что во время войны правительство субсидировало все компании, которые были связаны с производством пенициллина. Правда, после войны компании вернули долг. Но не забудьте, что пенициллин стал невероятно успешным лекарством, а соответственно, доходным. Так что им не стоило большого труда выплатить долг. Хотя, надо признаться, что производство пенициллина было очень дорогим, а гарантий успеха не было.
Марина Ефимова: Энтузиазм и тут сыграл не последнюю роль. Известна, например, история, произошедшая с Джоном Смитом, управляющим фирмы Пфайзер. Эта фирма первой начала изготовление пенициллина, но в небольших количествах, чтобы не тратиться на покупку нового оборудования. Поэтому весь их пенициллин шел на фронт. И вот, в начале 1943 года к Смиту обратился с просьбой о пенициллине врач из Бруклина, у которого в палате умирала от инфекционного эндокардита маленькая девочка. Смит взял нужную дозу лекарства и сам отправился в больницу. Он повторил свой визит несколько раз и собственными глазами увидел чудо почти мгновенного выздоровления от пенициллина. Впечатление было так велико, что Джон Смит начал мощную компанию по пропаганде лекарства и добился того, что с середины 1943 года пенициллин начал поступать не только на фронт, но и в обычные больницы. А сама фирма Пфайзер вложила миллион долларов в создание первого специализированного пенициллинового завода.
Джон Сван: Истории о чудесных исцелениях с помощью пенициллина начали попадать в газеты. Публика на конкретных примерах узнавала о чудо-лекарстве. И после войны, когда Флеминг приехал в Америку, его встретили, как героя. А Флори славы, в общем, не досталось.
Марина Ефимова: Не досталось только громкой славы. Ученый мир не забыл оксфордскую команду. Флеминг в годы триумфа каждое свое выступление начинал с упоминания имен Флори и Чейна. А в нашей истории роль доктора Хауарда Флори важна еще и тем, что он раскачал Америку. Именно создание пенициллина положило начало мощному росту фармацевтической промышленности в США.
Джон Сван: Все знают, конечно, о, так называемом, манхэттенском проекте, проекте изготовления ядерной бомбы во время войны. Так вот, пенициллин был медицинской версией манхэттенского проекта. К концу войны сотни ученых в США и в Англии, и около 40 различных институтов, учреждений, компаний, фондов государственных и частных участвовали в разработке пенициллина. Так что это было огромное свершение.
Марина Ефимова: У микрофона Александр Генис.
Александр Генис: История с пенициллином, открытым в Европе, но по-настоящему показавшем себя в Америке, поучительна, показательна и красноречива, ибо она не устает повторяться. Зачать великие открытия можно, где угодно. Но рождаются они, чаще всего, в Америке. Давайте подумаем, почему так происходит? Проще всего сказать, что у американцев денег больше. Пусть так. Но откуда же взялись эти самые богатства, которые новый свет может теперь тратить в старом? Одно из глубоких решений этого уравнения предложил французский философ Жан Бодрияр. Не переболев болезнями 19 века, который был идеологическим и революционным, американцы по-прежнему используют модель мышления века 18-го, который, по словам Бодрияра, был прагматическим и утопическим. Вот на этой почве и возникло особое мировоззрение. Суть его (цитирую дословно): «не концептуализация реальности, а реализации концепции». Я понимаю этот тезис так: американцы считают, что единственный способ доказать правильность мысли — осуществить ее. Здравый смысл — противоядие от концептуального мышления, которое насилует реальность ради принципа. Старый свет живет в мире идей. Новый — в эмпирической реальности. Вот почему американские герои не идеологи, а практики. И вот почему великие американские изобретатели Томас Эдиссон, Генри Форд, Сикорский — основатели собственных предприятий, на которых их изобретения претворялись в жизнь. Попов был на службе у государства, Маркони — основал свою фирму. Не поэтому ли весь мир считает его изобретателем радио? Вся Америка стоит на бескрылом, но бесспорном афоризме: верно только то, что работает.
Марина Ефимова: Этот панегирик американской практичности мне придется подпортить ложкой дегтя. Еще во время войны американцы пытались дважды заговаривать о патентах и об авторских отчислениях с продажи пенициллина. И дважды англичанам пришлось вмешаться, в том числе и самому Флемингу, с требованием, чтобы пенициллин был незапатентован, и, следовательно, доступен всем. Сами англичане ничего не запатентовали. Говорит профессор Колумбийского университета Дэвид Ротман.
Дэвид Ротман: Зато американцы запатентовали, и англичане очень этим возмущались. Поскольку шла война, англичанам пришло в голову, что американские фармацевтические компании будут заниматься патентами. Они торопились помочь раненым солдатам и совершенно не оценивали это лекарство с точки зрения финансовой выгоды. Но американцы не упустили этого момента из виду, и англичане были в шоке от того, что изобретение, сделанное в Англии, принесло огромный доход не им, а американским фармакологическим компаниям.
Марина Ефимова: Но, кажется, было запатентовано только несколько технологических процессов, а не само лекарство.
Дэвид Ротман: Да, но производство и было доходным. Конечно, без американских фармацевтических фирм пенициллин так и лежал бы без дела в лаборатории Флеминга, но все же это выглядит немного несправедливым, что изобретатели остались ни с чем, а производители получили все.
Марина Ефимова: А вам не кажется, что это было очень благородно со стороны английских ученых не думать о деньгах, когда речь идет о спасении тысяч жизней.
Дэвид Ротман: Благородно или глупо. Потому что взяв патент, они могли контролировать его и до поры до времени не брать ни с кого денег. Так что я не уверен, намеренно они это сделали или просто проглядели такую возможность. Так или иначе, американские компании неслыханно разбогатели на пенициллине.
Марина Ефимова: Однако вот что добавляет к этому историк Джон Сван.
Джон Сван: Один из ученых Северной исследовательской лаборатории Эндрю Моер был государственным служащим и, соответственно не имел права брать патенты, поскольку все его работы принадлежали лаборатории. Однако он поступил хитро и взял несколько патентов на технологические процессы изготовления пенициллина не в Америке, а за границей, в том числе и в Англии. Конечно, английским ученым трудно было проглотить такую несправедливость. Дело в том, что до второй мировой войны в Англии (и в Америке, между прочим, тоже) была традиция не патентовать лекарства. Это считалось неэтичным. Врачи бы такое и не сделали. Но Моер не был врачом. Надо сказать, что этот пенициллиновый патент был, конечно, скандальным событием. И Моера ученый мир осудил. Его обвиняли чуть ли не в англофобии. Не знаю, правда это или нет, но вся история была воспринята англичанами как знак неуважения со стороны американцев. И в конце 50-х годов та же группа доктора Флори запатентовала свое следующее лекарство. Так что традиция бескорыстия медицинских исследований и у нас, и в Англии исчезла именно после случая с пенициллином.
Марина Ефимова: Именно благодаря тому, что в начале войны пенициллин не был патентованным лекарством, информация о нем стала доступна всем. В те же годы, что и американцы, над созданием пенициллина работали и в Советском Союзе. Об этом — вирусолог, доктор Даниил Голубев.
Даниил Голубев: В невероятно трудных условиях военного времени, да и вообще при очень убогих возможностях лабораторной техники были проведены совершенно исключительные исследования. Главным творцом советского пенициллина была профессор Зинаида Ермольева, которая где-то к началу 1943 года дала для лечения раненых, для спасения их от гнойной инфекции первые партии пенициллина. Ермольева была всячески обласкана советским правительством, и известно, что на приеме в честь награждения ее орденом Ленина Калинин, в то время Председатель Правления Верховного Совета, спросил: «Какую бы награду вы хотели получить?». Она сказала: «Никакой награды мне не нужно. Выпустите из тюрьмы профессора Зильбера». Профессор Лев Александрович Зильбер — первый муж Ермольевой, выдающийся советский вирусолог, фактически создатель советской вирусологии, 7 лет провел в дальневосточных лагерях по идиотскому обвинению в том, что он распространял клещевой энцефалит, в то время, как он открыл этого возбудителя. Он был освобожден и, что поразительно, — реабилитирован.
Марина Ефимова: С зачатия пенициллина прошло 70 лет, с рождения — 60. уже появились второе и третье поколение антибиотиков. Но сейчас все тревожнее слухи о том, что антибиотики теряют свою действенность, что микробы научились им сопротивляться. Профессор Ротман?
Дэвид Ротман: Случилось вот что. Когда лекарство обладает такой чудодейственной силой, как пенициллин, естественно, каждый хочет получить его как можно скорее и использовать в случае именно своей болезни, даже если пенициллин в этом случае не так уж и эффективен. Например, пенициллин совершенно не эффективен в борьбе с вирусами, в частности, с вирусами гриппа. Но масса людей принимает пенициллин пачками, авось поможет. Или наоборот, те, кому он прописан, не выдерживают полного курса пенициллина и бросают принимать, как только самочувствие стало получше. Неправильное использование пенициллина привело к тому, что многие виды бактерий приобрели сопротивляемость не только к самому пенициллину, но и ко всем его производным. Мы участвуем в гонке между нашей способностью создавать новые антибиотики и нашей же способностью приводить их в негодность. Это постоянная война между невежеством и знанием. Нам остается надеяться, что активность создателей антибиотиков будет больше, чем активность их разрушителей.
Марина Ефимова: Профессор Ротман, было ли еще в истории медицины лекарство, равное по значению пенициллину.
Дэвид Ротман: Нет, такого не было. Был препарат меркурия, которым смогли лечить сифилис. В свое время огромное внимание привлекло к себе открытие инсулина в начале 20-х годов, но все же инсулин спасает сравнительно небольшое количество людей больных диабетом, а пенициллин спасает всех, и это беспрецедентный случай.
Марина Ефимова: Героем легенды о пенициллине стал, конечно, один человек — сэр Александр Флеминг. Ученый мир оценил троих. В 1945 году нобелевскую премию за создание пенициллина получили кроме Флеминга еще сэр Эрнст Борис Чейн и лорд Хауард Флори. Сегодня хотелось бы вспомнить всех причастных в Англии и в Америке: чиновников, техников, инженеров, врачей, ученых и друзей этих врачей и ученых. И молоденьких лаборанток Флори, которые работали на морозильных установках в комбинезонах полярников и которых прозвали «пенициллиновыми девушками». И, конечно, заплесневелую Мэри с ее оранжевой дыней и бизнесмена Джона Смита, который не поленился пойти в больницу и своими глазами увидеть воскрешение Лазаря. Недаром, кто-то из французских ученых сказал, что судьба любого научного открытия зависит не только от экономического и интеллектуального, но и от нравственного уровня общества, в котором это открытие сделано.
Источник